— Идем внаглянку! — принял решение командир. — Другого выхода нет. Может, повезет, может, прорвемся, если…
Что «если», он не сказал. На «если» и «авось» разведчики не ставят.
— Ты знаешь условия игры, Сережа.
— Знаю.
— Нам нужен их маршрут.
Сергей отрицательно замотал головой.
— Как я могу?
— Мы имеем право применить силу.
— Имеете. Только стоило ли тогда меня лечить? Чтобы потом калечить.
— Ну до «калечить», положим, не дойдет… А вот от всего прочего застраховать не могу, — сказал командир «синих» Симаков. — Ты подумай.
— Я все равно не знаю, куда они пошли.
— Но ты знаешь, куда вы шли раньше.
— Они могли изменить маршрут.
— А могли не изменить… Раненый снова замотал головой.
— Ты в себе уверен?
— Уверен, — ответил Сергей.
— Извини. Но мы все равно должны попробовать. Таковы условия игры.
— Валяйте. Допрашивайте. Ваше право.
— Скорее обязанность…
— Приступайте, — приказал командир своим бойцам.
— Пошли, Серега, — вздохнули бойцы. Сергею связали за спиной руки и привалили к дереву. И загнали в десны, меж зубов, оголенные проводки дистанционного электровзрывателя.
— Ну что, может, передумаешь?
Потом они крутнули ручку, подавая на провода напряжение. Сергей дернулся и замычал.
Да, его «пытали» свои. Понарошку пытали. Но менее больно ему от этого не было. Менее больно, когда вам теребят электротоком зубные нервы, не бывает.
Наверное, это была жестокая игра. Но необходимая. В нее играли очень редко. Только на учебных, приближенных к боевым. Где все как в жизни. Кроме разве смерти. Где необходимо выяснить, кто чего стоит. Разведчик должен знать, что такое боль, которую ему причиняют враги. Потому что должен знать предел своего сопротивления.
И должен знать, что такое боль, причиняемая им врагу. Чтобы не бояться причинять эту боль.
«Шрамы» затягиваются. А полученное таким жестоким образом знание остается. И тогда прошедший через пытку боли боец либо уходит из спецов, либо остается, но уже уверенный в степени своего сопротивления.
Чтобы прекратить мучения, Сергею достаточно было сказать то, что от него требовали. Или потерять сознание. Как в честной драке, где после первой крови соперники расходятся.
— Ну! Говори! — кричали ему в глаза мучившие его бойцы. — Говори маршрут и состав группы. Говори!
И крутили ручку «адской машинки». Они делали все очень натурально. Так, как делали бы это с врагом. Кричали, грозили, мучили.
— Говори маршрут. Говори, гад! — все более распалялись, все более входили в раж бойцы. И уже нельзя было сказать со стопроцентной уверенностью, играют они или опасно переигрывают. И, как назло, не уходило, не желало отключаться сознание. А ведь есть счастливцы, которым только провода покажи…
— Говори!
А почему бы и не сказать? Ведь это не бой. И раскрытая информация не приведет ни к чьей гибели. Они только проиграют. Проиграют «синим», которые, один черт, свои. Стоит ли терпеть…
— Все, мужики. Я пас!
Наверное, кто-то из «палачей» вздохнул с облегчением, обрадовавшись концу «пытки» не меньше жертвы. А кто-то подумал — слабак, не дотянул «до первой крови», скис, предал.
Каждый подумал свое. Но это уже было не важно. Важно было, что «синие» узнали маршрут и базы «красных».
— Трое в засаду к опорному пункту! Остальные на преследование, — приказал командир. — Возьмем их в клещи — никуда они не денутся! Приготовиться к движению…
«Красные» заканчивали маршрут. Им оставалось всего ничего до победы. До выхода из учебной зоны. Всего каких-то два километра.
— Стоп! — скомандовал командир. Почему стоп? Почему нужно останавливаться перед самым финишем? Когда осталось всего лишь…
— Почему?
— Не знаю. Не нравится мне что-то. Какое-то дурное предчувствие.
Разведчики не смеются над предчувствиями. Разведчики верят в предчувствия. Так же как в интуицию. Потому что предчувствие — это продолжение опыта. Когда видишь и слышишь гораздо больше, чем осознаешь. Когда опасность чувствуешь по запаху. Именно поэтому предчувствия бывают лишь у опытных бойцов. Салаги ничего не чуют. Даже за два шага до смерти.
— Группе привал. Дозору проверить подходы к опорному пункту!
— Есть!
— На пузе, мужики! Как мышки!
— Вон они! — показал боец «синих», лежащий в засаде. — Ползут. Прямо на пулемет ползут, — и потянул на себя рычаг затвора.
— Погоди. Не дергайся. Это только дозор. А нам все нужны. Пусть всех притащат А там с другой стороны наши подоспеют.
— А если они нас заметят?
— Хрен они нас заметят. Мы сами себя не заметим, если на шаг отойдем. Сиди и не суетись. Эта дичь сама через пять минут на ружье выскочит…
— Ну?
— Все чисто. К логову никто не подходил.
— Не подходил, говоришь… Ну тогда так. Тогда вы колонной прямо, а остальные по кустам…
— Зачем по кустам?
— Затем, что приказы не обсуждаются!
— Опять идут, — кивнул пулеметчик.
— Все?
— Еще не вижу. Но, наверное, все.
— Приготовиться к бою.
За кустами дробно рассыпались автоматные очереди. По слуху можно было определить, что били в упор, потому что длинными, безостановочными очередями. Такими очередями не ведут бой.
Такими очередями расстреливают.
Услышавшие выстрелы, вышедшие под невидимый ими пулемет передовые бойцы «красных» мгновенно пригнулись, развернули назад автоматы.
— Наши, — сказал пулеметчик. — В хвост чешут. Значит, нам пора в гриву, — и, припав к пулемету, нажал курок.